ТУВА

Пеетькшнезь, сингорязь
Тарас Иванович Козырев бта аньцек юпадсь пси пачкалга лангста. Вармакс сувась квартиразонза, яфодезе ужети коленкоровай портфеленц и шарозевсь шрать перьф. Кухняста тонгозе прянц понацамонь келеса рьвац:
—Тон шорявоть, што ли?
Мирдец фатязе кядьнучкта и палазе щекати:
—Именинас, матаняй, именинас. Начальникозе, Спиридон Мироныч, тердемазь. Сонць!—и шарфтозе перьфканза «матанянц».
—Нолдамак, шатоломнай, шапаксса пяцькавоть.
Но тонанцты сембось сяколь.
—Главнай бухгалтероньке курок пенсияс туй, ванат, да монь вастозонза,—тошказевсь и вяшкондезь тусь штама.
Курок миртть-рьват адерляфста   пупорясть   ни   ульцява.
Именинас цютькя поздазь, конакне шра вакссотольхть.
—Штрафной, штрафной теест!—марявсь перьфпяльде, мзярда Козырефне аськолдасть порогть вельфке.
Кандозь «штрафнойть». Козырев никсазе винанц, срмазе шалхконц и кафтошкаксть пркстась.
—Ну, тя аф мокшекс, Тарас Иванович. Аф кельгсайть азорхнень,—пшкядсь старшай бухгалтерсь.
—Мон? Да мон Спиридон Миронычть инкса... Хе-хе...—Стясь, саразкс венептезе тутманц, верок алкс нилезе винать. Сембе кепсезь лангозонза сельмоснон и цяпазь кядьснон. Дивандазь варжакстсь лангозонза начальникоцка. Козырев винань шиньфтьке афолезе кельге, а тяса, ватта,  месенди.
Тарас   Ивановичень   коданга изь азов валоц—пись потмоц, мярьгат, аф вина, а шяняфтьф киви нильсь, лиссть лангу сельмонза. «Вов тя алякс!»—шназе кие-бди. Ня валхне кеподезь Тарас Ивановичень мяленц и цютькя эшеньфтезь потмонц. Мзолгодсь и срхцядезе бокс рьванц: «Сипть, матаняй, сипть, няйсак, сонць ваны ширезонк». «Матаняц» вихца срафтозень трванзон именинникть каршес. «Эрь, няйсак, кле, эсь сельмосот, кода кельктядязь. Путк ни главнайкс аляньконь. Сяда вернай аф муят...»
Козыревонь симфкясь курокста фатязе. Ушедсь эсонза кафта пяли утнема. Лабордсь, мезе аньцек повсь кяльбрязонза.
—Тон, Спиридон Мироныч, атямат! Тон ёндолат! Эх и хитраят! Ой, содате... Мон вдь аф дуракан. Мон сембе кинянтень-яннянтень содасайне.
Рьвац торхцыезе кядьта:
—Лоткак, лоткак, вельф ни туть.
—Мес вельф?! Виденц корхтаса. Стане вдь, Спиридон Мироныч?
А Миронычень бта жархт каясть повозонза. Шамац крьвязсь.
—Хр-рип-птон Мироныч, за в-ваше здр-р-авициа-а!—ювадсь повонды кяльса Козырев, кеподезе вина стаканонц.—Симан вага сянкса, мес ни пяк ёжуват. Виденц корхтан: лиясь тонь вастсот кунаркиге сиде вальмянява тетьксельхцень сельмонзон. А тон вага таки аф кундават. Хуш и панцихть мельгат...
Тарас  Иванович  нинге мезе-бди ёрась корхтамс,  но рьвац киськордазе бокс.
—Лоткак, кинди мярьгсть; лоткак мярнамда, ватт, кие тяса!—няфтсь рьвац ревизорть шири.
—Тя-я! Тя мезе?! Спиридон Мироныч аф тяфтама нолга тулотнень шалхкснон нарнесь.
—Лоткак, тува!—нозордазе лафтуда кудазорсь.—Листь тяста, сявк шотцень!—и Спиридон Мироныч няфтезе сурса кенкшть, сонцень кяжть эзда трнатсть нльне сялдаз санонза.
—Тува!—тага ювадсь сон и кайгиста цятадезе мельганза кенкшть.
Виктор Левин.